MONO: «Ради первого концерта в США мы продали гитары и примочки, и это был ужасный вечер»

Совсем скоро, 9 июля, MONO (кстати, при поддержке могилевской группы THE LAST SIGHS OF THE WIND, которую уже неплохо знают в Китае, но ни разу не видели в Минске) повторят магические пассы, парализовавшие и опустошившие «Репаблик» в 2014-м. С тех пор главная японская построк-достопримечательность успела выпустить два альбома, Requiem For Hell (2016) и, новейший, Nowhere Now Here (2019), а заодно вволю порефлексировать над 20 годами, проведенными в творческом исступлении.

На официальном сайте под маркой «20 лет» группа делится главным, а в интервью Takaakira «Taka» Goto вспоминает за всех.

«Наше первое шоу за пределами страны состоялось в Нью-Йорке в 2000 году, на площадке под названием «Mercury Lounge», и это был ужасный вечер. У нас тогда не было денег, и чтобы позволить себе перелеты, мы продали гитары и примочки, которые не использовали. А людей пришло всего пять человек. Конечно, мы тогда играли в суппорте суппорта, и выхлоп был предсказуем: MONO никто просто не знал. Это я понимаю сейчас, но тогда оказался потрясен настолько, что не спал целую ночь, понимая, как сложна реальность, и что нам, наверное, не придется больше выступать за океаном: на это просто нет денег. Радужные мечты разбились, оставив только беспокойство и страх. Тем не менее, 10 лет спустя мы играли в Нью-Йорке два вечера подряд, с оркестром, для 2000 фанатов, собравшихся со всех уголков мира. А овация, которая завершила наш сет, стала одним из самых незабываемых эпизодов всей моей жизни.

2017 год также был трудным. Команда становилась все более известной, обстоятельства поменялись, накалились отношения с менеджментом и лейблом, ушел барабанщик, и мы чувствовали: дальше двигаться почти невозможно. Но я напомнил себе, что самый темный час наступает перед рассветом. Трудности одну за другой мы преодолели. Сейчас я даже думаю, что это было необходимое испытание, чтобы группа достойно встретила 20-летний юбилей. Чтобы MONO продолжался как коллектив, нам нужно быть крепкими, плыть против течения, уметь черпать свежую энергию. Так что в 2019-м есть ощущение, будто мы переродились, открыли какую-то новую главу в книге жизни.

Если говорить о музыке, то я с юности был фанатом по саундтрекам: мне нравится, как в воображении меняются образы и кадры во время прослушивания. Но я решил не просто сочинять саундтрековую музыку, а микшировать ее с роком — поэтому начал самообучаться классической композиции; в конце концов, это та же самая инструментальная музыка. В начале карьеры MONO, тем не менее, являлся стандартным рок-квартетом: гитары, бас, барабаны — и все складывалось немного не так, как мне мечталось. И лишь пройдя разные этапы экспериментов, мы наконец пришли к тому, что бы я мог назвать нашим стилем, нашим способом играть на гитарах и использовать примочки. После релиза Hymn To The Immortal Wind (2009) и For My Parents (2012) появилось чувство, что мы сумели воплотить один из стилей, к которым стремились.

Позже, в последние пять или шесть лет, я старался отыскать жанровую дорогу, которая уходила б от симфонических влияний, что руководили мной изначально. Это был путь проб и ошибок, я провел невероятное количество времени, складывая по кусочкам музыку, которая эхом звучит в глубине сердца. А затем мы начинали играть концерты — и я понимал, что для живого исполнения подходят далеко не все темы. Поэтому, работая над Requiem For Hell, я сделал упор на песни эмоционально насыщенные, громкие, емкие, подходящие для живых представлений. При этом я, конечно, старался сделать все как можно лучше, и результат получился отличным — но, если честно, он все-таки не приблизился к уровню, намеченному мной как конечная цель. Смогу ли я победить это чувство когда-либо? Может.

Что касается Nowhere Now Here, то в основе его лежит желание быть собой, отразить настоящее, воплотить все свои эмоции, воссоздать в звуке злость и решимость. Я написал для этого релиза рекордное для себя количество песен, и большую часть мы не использовали. А что осталось — сложилось в историю расставания с прошлым, регенерации, восстановления из угольно-черного «нигде», в котором мы пребывали в 2017-м, и после которого, встретив новый рассвет, переродились в «здесь и сейчас». Разрежьте надвое слово «nowhere» — и получите «now here».

Так ждем же вторника!