Басист-вокалист KISS Gene Simmons всегда был человеком резким, откровенным и даже грубым на слово. Политкорректность? Нет, не слышал. Вежливость? Да пошли в сраку. Поэтому журналисты его, конечно, любят — возможно, не столько как музыканта, сколько как неисчерпаемый источник словесных заноз, которыми легендарный еврей со скверным характером готов веерно бомбануть при всяком удобном случае. К ядовитому языку Симмонса за долгие годы все уже, вроде, привыкли, но края все же иногда стоит видеть. И на днях маэстро таки перегнул…
В недавнем интервью на вопрос журналиста, общается ли Джин с бывшими соучастниками оригинального состава команды Эйсом Фрейли и Питером Криссом, тот ответил: «Я не общаюсь с теми, кто сидит на наркоте и при этом ведет себя как жертва в терновом венце на голове. Наркоманы ведь и алкаши все одинаковы: чуть что, винят в своих проблемах внешний «слишком жестокий» мир. Знаете… моя мать была в концентрационном лагере. Она выжила, и никогда в жизни не жаловалась на окружающую жестокость. Она просыпается каждое утро с радостью, вдыхает аромат роз и любит жизнь. А тут, рядом, двадцатилетний пацан какой-нибудь сидит и плачется: «Я в депрессии, потому что я живу в Сиэтле». Могу на это ответить одно: пошел в жопу и убей себя. Не понимаю показного нытья. И если я увижу на краю крыши человека, который говорит, мол, «все пропало, не могу так больше, я сейчас прыгну», то крикну ему: прыгай же, твою мать! Чего ты выделываешься? Зачем говоришь об этом? Заткнись уже, наконец. Публика собралась. Теперь вспомни, что у тебя есть достоинство, и прыгни. Уверен: подойди я нему с пистолетом и пригрози убить, чувачок начнет молить о пощаде. Он же не псих, в конце концов».
Я избавился от наркотиков и алкоголя — и это самый сложный период, который мне довелось пережить. Я до конца не верил, что смогу бросить героин. Но… как-то бросил. После этого я сидел дома. Взаперти. Не мог общаться с людьми — да и не помнил, как это делать. Я потерял все навыки коммуникации. И тоска, депрессия, как трясина, начала затягивать… это было жутко. Пошел к врачу. Сказал, что не знаю, как быть дальше: все, что я ощущаю, — это безнадежность. И вот сиди на его месте Джин Симмонс, он бы наверняка ответил: «Ну что, Никки, иди теперь себя убей». Но врач был умным человеком, он ответил: «Выход есть». Он выписал мне лекарство (прозак, тогда еще носивший статус экспериментального), настроил на мысль, что все исправимо. Мне постепенно становилось легче. Потом я перестал принимать прозак. Начал жить нормальной, полной жизнью. Родились дети, я записал альбом Dr. Feelgood, и сейчас чувствую себя превосходно. Все на этом свете проходит, всегда есть какие-то другие пути… помните об этом. И не слушайте дурных советов».